Стас Кард – это витебский школьник, который снял проект communal box о том, как быть юным в Беларуси, и взял несколько интервью у своих сверстников. Мы публикуем разговор со Стасом, перемежая его тремя историями молодых людей из его проекта.
– Я смотрел аниме и уснул, потом вышел погулять с собакой, так что сейчас я ничего умного не скажу.
– А мне умного не надо. Как у тебя вообще дела?
– Это самый сложный вопрос интервью, да?
– Ладно, давай просто про проект рассказывай.
– В общем, я часто езжу в Минск, раз в месяц точно. Я там иногда ночую у одной девочки, которая живет в коммуналке. Для меня это было так дико и удивительно, я первый раз в жизни такое видел. Там шестикомнатная коммуналка, и в каждой комнате – по человеку. Всем, кто там живет, от 19 до 23 лет, образ жизни ведут очень скромный, даже ограниченный в финансовом смысле. Но я заметил, что они все равно создают уют в своих комнатах из минимальных штук. Например, ставят на стол зеленую бутылку со свечками – уже атмосферно. И я просто пофоткал это, ни о чем не думая. Думать – это отстой, ха-ха, все само обычно складывается. Я просто думал о ребятах, которым родители не помогают, они сами выкарабкиваются – учатся, живут отдельно и места, непригодные для комфортной жизни, делают милыми. Я пофотографировал и не думал про проект. А потом как-то увидел по телику рекламу «Беларусь для жизни». Смотрела?
– Да, там такое длинное видео, в котором перемешаны слова «будущее», «хлеб» и «красота».
– Да, жутко длинное видео о том, что у нас суперклассно! Я ел в это время. И в рекламе очень круто показывали студентов, которых изображали счастливые приглашенные модели с оранжевой кожей и в яркой одежде. И они такие счастливые, так улыбаются. И тогда я подумал: у нас ведь все не так. И понял, что нужно сделать проект о том, как здесь на самом деле живут молодые. И я стал снимать своих знакомых, смотрел, как они живут, и разговаривал с ними. Мне хотелось затронуть те темы, которые меня самого волнуют – образование, выбор профессии, депрессия, дискриминация.
Марли
«Я страдала от ряда расстройств, которые были вызваны всего лишь одной болезнью, не хочу говорить название. Мама проливала много слез ночами, а я плакала в одиночестве, потому что в то время у меня не было эмоций, кроме отчаяния и ненависти к себе. Я плакала, потому что хотелось, плакала, потому что чувствовала собственное бессилие, плакала, потому что ощущала собственную причастность к страданиям родственников, а еще плакала потому, что понимала: скоро это не закончится. Психбольница была последней надеждой моей семьи на то, что все будет хорошо. Родители меня любят, они никогда не отдали бы меня на лечение в такое место, если бы не необходимость. Для меня экстренно освободили какую-то подсобную комнату метр на метр, стали пичкать лекарствами, психиатр, которую я возненавидела визита со второго-третьего, задавала одни и те же вопросы. Никто из врачей не пытался меня понять. Никто не собирался думать о чем-либо, кроме конца рабочего дня. Становилось хуже, даже в стенах этой, прости господи, больницы. В конце концов психиатр предложила другие медикаменты. Хорошо, что моя мама терапевт, и знала, что эти лекарства позже сделали бы из меня овоща, их прописывали съехавшим старухам, чтобы они легче для окружающих дожили свой век.
.jpg)
В общем, мне не помогли, просто угрозами внушили, что все хорошо. Родители увезли меня домой под расписку. После такого лечения все повернулось в худшую сторону. Три года я продолжаю бороться. Сама, без врачей, которые не упустят возможности напомнить, что у них обед, а если хватит совести, попросить: «Приходите завтра». И какая разница, если в этот самый момент вы, скажем, думаете, убить себя».
– Как думаешь, почему люди тебе спокойно рассказывали такие серьезные истории про лечение в психбольнице или о своей сексуальной ориентации? Притом что у тебя довольно популярный паблик и их истории много кто прочитает.
– Я просто знал, у кого и как спрашивать. Прихожу и говорю: так, друг мой, садись, поговорим, потому что я проект снимаю. Были истории о том, как жить, если ты гей, или история о том, как плохо в психбольнице, да. Еще одна девушка рассказала, как молодым сложно устроиться на работу. Она посетила больше 40 собеседований, и это ни к чему не привело. Она была с длинными волосами, в хорошей рубашке, такая милая девочка. Ей или сразу говорили «пока», или после того, как она поработает два дня. Устраивалась и пиво разливать, и морожко раздавать. А потом просто взяла и переехала из Бреста в Минск, побрила голову и устроилась натурщицей в Академию искусств, потому что у нее клевая внешность. Еще есть про социальное давление – там девушка долго распрягает, что хочет рисовать, но учится в меде, потому что так хотят родители. Там очень драматично и красиво. Еще одна девушка рассказала, что взрослеть у нас вообще сложно, и многие, когда им исполняется 18, могут воспользоваться только одной так называемой привилегией – покупать пиво, а больше ни о чем не хотят думать.
– То есть у тебя получился проект о том, что быть молодым в Беларуси совсем грустно.
– Ну, не у всех такие проблемы. Просто мне хотелось, чтобы у проекта была художественная ценность. А она появляется, только когда есть грусть. Нельзя просто фоткать Машу из соседнего подъезда, которая расскажет, что она ела. Я специально хотел все драматизировать, так больше смысла появляется. Может, потому что мне еще мало лет, в этом возрасте модно говорить про драму и депрессию.
– Одна из девушек в твоем проекте говорит, что главное – это окружить себя как можно более умными людьми, и это единственный выход.
– Ну да, я тоже так думаю. Я стараюсь дружить только с теми, кто мне интересен. А есть много знакомых, которые тусуются с компаниями, где их просто чморят. А еще меня многие не любят, хотя я очень хороший человек, ха-ха.
Крис
«До меня дошло, что в долгожданный момент наступления совершеннолетия на меня не свалятся все блага жизни в виде качественного образования, хорошей работы с солидным заработком, машины и квартиры, да еще и чтобы на все капризы хватало. Я или буду ныть о несправедливости системы, давясь дешевым пивом (единственная опция совершеннолетия, если на большее тебя не хватило), или бороться, проваливаясь в бездны застоя, медленно выбираться и все равно идти дальше.
Я откровенно устала от пустой полемики, которая, к сожалению, распространена в большинстве компаний, устала во всем винить тех, кто выше меня по значимости. О взрослой жизни думать совсем не хочется, а ведь деться-то некуда, это неизбежно. Я просто хочу завершить образование здесь, раз уж не могу позволить себе большего, и окружить себя максимально интересными и надежными людьми, с которых можно брать пример. Я просто ищу возможности развития, которые есть в самых обыденных вещах ».
– А как у тебя в школе дела?
– Да нормально. Просыпаюсь я рано, иду в школу к восьми. Или к девяти, когда физра первая, у меня освобождение. Прихожу со школы, готовлю еду, ложусь спать. Потом просыпаюсь. Разговариваю на английском по скайпу, чтобы покачать свой скил, потом смотрю аниме. Еще я очень люблю интернет, подписан на 26 пабликов – там «Лентач» и паблики про фотографию, я их просматриваю. Я сентиментальный, так что над хорошими картинками я грущу, а над новостями «Лентача» иногда плачу. Еще я каждый день пишу эссе, потому что мне его нужно сдавать при поступлении. Сам придумываю тему – и на шесть страниц пишу «О чем думает лампочка» или «Мои отношения с дверью». Хотя на экзамене тема будет легкая, типа «что такое семья». Но нужно готовиться.
– А поступать ты куда будешь?
– В ЕГУ на «Медиа и коммуникацию». Я ездил туда на день открытых дверей, мне все понравилось. На самом деле я очень люблю Беларусь, но чисто финансово не смогу учиться в Минске. Потому что в Академии искусств есть только «фотографика», где нет бесплатных мест. На «дизайне» только четыре свободных места, это мало и на них уже могут быть записаны чьи-то дети. А в ЕГУ, даже если не поступлю бесплатно, в год нужно будет платить всего 700 евро. И мне дадут общежитие. И жить там недорого, особенно если ты умеешь выживать. А я умею. Одеваюсь я в сэкондах, в Минске хожу в «Адзенне» и езжу на эти, как их, Ждановичи! Жданы! Это самый классный рынок. Если у тебя есть 10 тысяч, ты можешь одеться на три сезона вперед. Еще я непривередлив в еде. Я могу есть просто гречку с маслом. Или без масла. Или есть макароны. И пить воду.
Еще я подрабатываю, чтобы у родителей на шее не сидеть. Телефон я сам себе купил, компьютер за свои деньги починил, в Минск за свои съездил. Да, я фоткаю девочек на авки за деньги, но они не хотят таких же фото, как у меня в паблике, они хотят более социально приемлемых вариантов, чтобы их подруги лайкнули. Хотя однажды одна девушка попросила сфоткать ее с хвостом русалки, который она сама сделала.
.jpg)
«То, что я гей, я понял еще в детском саду. Я не знал, что такое гомофобия, и считал то, что мне не нравятся девочки, абсолютно нормальным. Потом я понял, что для большинства я – ошибка природы, извращенец и так далее. Поэтому несколько лет я отрицал свою гомосексуальность, ходил на свидания с девушками, вел себя, как «настоящий мужчина». Как бы я ни старался, естественно, у меня ничего не получалось изменить. Ночами думал о том, что, если бог существует, то почему он сделал меня таким? А потом я познакомился с прекрасными людьми, которым со временем открылся, и они меня приняли.
Теперь я не скрываю, что я гей, но и не вижу смысла акцентировать на этом внимание, но косые взгляды в мою сторону, разговоры за спиной, смех, когда прохожу мимо, – неотъемлемая часть моих будней. Когда встречаюсь с кем-нибудь, например, на вписке, люди задают странные, даже нетактичные вопросы, которые им кажутся нормальными. Сколько раз у меня спрашивали: «А ты че, правда пидр? Как ты стал таким? Может, ты еще не нашел ту самую?» Многие бы сказали не обращать на это внимание, но даже мелочь может тебя задеть. Некоторые спрашивают из любопытства, другие – смеха ради. Всю жизнь чувствую себя как будто кому-то должным. А кому я должен – людям, которые не умеют выжать из себя минимальное уважение? В общем, я надеюсь скоро уехать отсюда ».
– А где в Витебске самые классные места?
– Есть одно крутое место – церковное помещение, которое отдали молодым художникам. И там можно делать все, что угодно – хоть стены крась, хоть молотком их разбивай. Еще в Витебске есть что-то похожее на минский «Цэх» – бывший завод, где проходят иногда рейвы и выставки, но все это очень редко. У меня там, кстати, две выставки проходили. Мне предложили с двумя классными ребятами повесить свои работы, чтобы, когда люди устанут от рейва, зашли в зал с картинками и посмотрели на них. По итогу на мою работу блеванули. Какой-то мужик, видимо, напился и сделал такой перформанс.
Еще у меня есть подруга, которая с семьей переехала в Питер, а квартиру в Витебске они не продавали и не сдавали, а просто сказали – это тебе, дочь, для тусовок, когда будешь возвращаться в родной город. И она раздала несколько ключей своим друзьям. И мы знаем, что можем прийти туда в любое время – кто-то будет играть на гитаре, кто-то читать, а кто-то есть макароны.
– Я перед интервью твой ask открывала…
– Ой, мне сейчас так стыдно стало!
– Так вот у тебя там попросили описать мир в трех словах, и ты написал: «Кругом война, теракты и мастер-классы».
– Да меня просто мастер-классы достали, такое настроение было. А вам бы я сказал: ой, мир – это любовь.
